Но, приняв диктуемые обстановкой правила игры, Джонни Смит неминуемо изменит главному в собственной натуре - натуре "непротивленца", подвижника Добра...
Не раз и не два (порой, быть может, чрезмерно "приоткрывая" за своим искаженным моральной мукой лицом другое лицо - авторское) напомнит он себе: "Убивать - значит сеять зубы дракона". И, даже приняв роковое решение (в процессе практической реализации оно предстанет перед читателем скорее как акт ритуального приношения себя в жертву, нежели как акт индивидуального террора), Джонни Смит сделает последнюю запись в дневнике - свое завещание потомкам: "...предположим, хватит духу спустить курок. Все равно убийство - это порочный путь. Убийство - это порочный путь. Порочный. Должен быть какой-то другой выход".
В финале, впрочем, автор придет па помощь своему герою, и трагическая неразрешимость обуревавшей Джонни дилеммы незаметно сменится другой, более светлой, более "примиренной" тональностью. И тем не менее читателю не удастся уйти от настойчивого ощущения, что "дезавуировало" Стилсона, уничтожив его ядовитое "жало", по существу, непредсказуемое стечение обстоятельств, что мир оказался спасен от очередного проекта ядерного Армагеддона благодаря чистой случайности. И оттого, быть может, еще глубже западет в его сознание мысль, под зна-ком которой прошли последние месяцы жизни Джонни Смита:
"Должен быть какой-то другой выход".
Выход этот, судя по всему, неизвестен и Стивену Кингу. Но важно, что прозаик не перестает его искать.
* * *
Оттенок социального пессимизма, ощутимый па некоторых страницах романа "Мертвая зона", в той или иной мере даст себя почувствовать и в новеллах прозаика. Думается, нет необходимости оговаривать, что он обусловлен определенными мировоззренческими сторонами творческой индивидуальности писателя, в частности, разделяемой им со многими другими художниками современного западного мира неспособностью осознать классовую сущность политических и духовных противоречий, зачастую превращающих повседневное существование его соотечественников в кошмарный сон; к такому выводу, надо надеяться, сможет прийти любой мало-мальски вдумчивый читатель. Но, заканчивая эти заметки о творчестве одного из наиболее популярных и одаренных представителей сегодняшней американской прозы, стоит, пожалуй, подчеркнуть, что лучшим из новелл Стивена Кинга (в арсенале автора их множество и подчас, главным образом - благодаря умелой экономии изобразительных средств, они производят более выигрышное впечатление, нежели его пухлые, нередко отяжеленные побочными сюжетными линиями романы) присущи те же идейно-проблематические особенности, что и его опытам в "большом" повествовательном жанре.
Чаще всего это рассказы-предупреждения, сигнализирующие о глубоком неблагополучии, поселившемся на американской стороне общего "дома" человечества - планеты Земля. Но гротескный их пафос имеет более широкую адресацию: от того, что выпадает па долю преуспевающего служащего солидной юридической конторы Ларрп ("Последняя ступенька"), хладнокровного торговца смертью Рэншо ("Поле боя"), персонажей рассказов "Грузовики" или "Корпорация "Бросайте курить", никоим образом не застрахованы люди, живущие в любом другом из развитых государств капиталистического мира. Необратимый кризис господствующих в нем этических, правовых, эмоционально-психологических установлении, острое ощущение кричащей его бесчеловечности рождает в чутком воображении прозаика жестокие кар-тины, под стать которым лишь самые жуткие, апокалипсические видения, запечатленные кистью западных живописцев. Да, произведения Стивена Кинга легче всего суммарно определить как страшные сказки технологической эры; и далеко ив случайно техника и человек предстают в них непримиримыми антагонистами. Иной раз может даже показаться, что сам по себе научно-технический прогресс воспринимается прозаиком как худший из врагов "homo sapiens". Однако, вчитавшись, например, в новеллу "Грузовики" - одну из самых ярких и выразительных в творческом активе Ст. Кинга,- очень скоро приходишь к выво-ду о несостоятельности такого предположения.
Пятеро незнакомых людей застигнуты на автостоянке иррациональным "бунтом" голодных... автомобилей. Затем четверо. Затем трое, низведенные до уровня роботов, обреченные до бесконечности обслуживать другие "роботы", выстроившиеся в нескончаемую череду, с "жаждущими постоянного подкрепления двигателями внутреннего сгорания вместо центральной нервной систе-мы,- что это, как не предельно точная и лаконичная (только "перевернутая" - как человеческое лицо в стеклышке фотообъектива) картина извращепно-"нормального" течения привычной, обыгранной в сотнях произведений литературы, театра, кинематографа повседневности буржуазного общества. Общества, где люди - существа с генетически заложенной неповторимостью чувств, ощущений, вкусов, запросов, склонностей, физических и духовных характеристик - низведены до уровня человекоподобных автоматов, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год уныло повторяющих одни и те же операции механического цикла "накопление - потребление". Что, как не метафора того самого "американского образа жизни", в рамках которого автомобиль - по преимуществу новейшей и самой дорогой марки - давно стал официально признанным божеством, показателем товарной ценности его владельца, а человек, напротив, "опущен" до положения бессмысленной "производительной единицы"...
